Неточные совпадения
—
Заработаешь сотню-полторы
в месяц…
Одно из первых последствий того, что окончательный голос по всему управлению дан был самим швеям, состояло
в решении, которого и следовало ожидать:
в первый же
месяц управления девушки определили, что не годится самой Вере Павловне
работать без вознаграждения.
Ни одному человеку не доверил артист своего замысла. После нескольких
месяцев труда он едет
в Москву изучать город, окрестности и снова
работает,
месяцы целые скрываясь от глаз и скрывая свой проект.
Девушка была совершенно счастлива, что может на свои средства содержать отца, — она
зарабатывала уже около пятидесяти рублей
в месяц, потому что, кроме переводов
в «Запольском курьере», занимала еще место секретаря этой газеты.
Конечно, не было бы жаль никаких затрат, если бы мастерские здесь были школами, где каторжные учились бы мастерствам; на самом же деле,
в литейной и слесарной
работают не каторжные, а опытные мастера-поселенцы, состоящие на положении младших надзирателей, с жалованьем по 18 руб.
в месяц.
Я
зарабатывал около трехсот рублей
в месяц. Эту цифру я и назвал. Надо было видеть, какое неприятное, даже болезненное впечатление произвел мой ответ. Оба гиляка вдруг схватились за животы и, пригнувшись к земле, стали покачиваться, точно от сильной боли
в желудке. Лица их выражали отчаяние.
В газетах все надежды на мир, а Кронштадт Иванов укрепляет неутомимо — говорит, что три
месяца работает как никогда. Иногда едва успевает пообедать. С ним действует и брат Павла Сергеевича… Сердечно целую Таню, которую я знаю, а Н. Д. посылаю и свой и всех нас дружеский привет…
— Ну да, от заработка. Вы сколько
заработали в течение этого
месяца?
Райнер получал очень хорошие деньги. Свою ферму
в Швейцарии он сдал бедным работникам на самых невыгодных для себя условиях, но он личным трудом
зарабатывал в Петербурге более трехсот рублей серебром
в месяц. Это давало ему средство занимать
в одной из лучших улиц города очень просторную квартиру, представлявшую с своей стороны полную возможность поместиться
в ней часто изменяющемуся, но всегда весьма немалому числу широких натур, состоявших не у дел.
— Я двадцать рублей, по крайней мере, издержал, а через полгода только один урок
в купеческом доме получил, да и то случайно. Двадцать рублей
в месяц зарабатываю, да вдобавок поучения по поводу разврата, обуявшего молодое поколение, выслушиваю. А
в летнее время на шее у отца с матерью живу, благо ехать к ним недалеко. А им и самим жить нечем.
— Да с какою еще радостью! Только и спросила:"Ситцевые платья будете дарить?"С превеликим, говорит, моим удовольствием!"Ну, хорошо, а то папаша меня все
в затрапезе водит — перед товарками стыдно!" — Ах, да и горевое же, сударь, ихнее житье! Отец — старик,
работать не может, да и зашибается; матери нет. Одна она и
заработает что-нибудь. Да вот мы за квартиру три рубля
в месяц отдадим — как тут разживешься! с хлеба на квас — только и всего.
С помощью Катеньки выучившись нотам и выломав немного свои толстые пальцы, на что я, впрочем, употребил
месяца два такого усердия, что даже за обедом на коленке и
в постели на подушке я
работал непокорным безымянным пальцем, я тотчас же принялся игратьпьесы, и играл их, разумеется, с душой, avec âme,
в чем соглашалась и Катенька, но совершенно без такта.
Грустно переносит он невзгоду, и
в тот же день принимается опять за работу, и опять несколько
месяцев работает, не разгибая шеи, мечтая о счастливом кутежном дне, безвозвратно канувшем
в вечность, и мало-помалу начиная ободряться и поджидать другого такого же дня, который еще далеко, но который все-таки придет же когда-нибудь
в свою очередь.
Даже странно было смотреть, как иной из них
работает, не разгибая шеи, иногда по нескольку
месяцев, единственно для того, чтоб
в один день спустить весь заработок, все дочиста, а потом опять, до нового кутежа, несколько
месяцев корпеть за работой.
— Называется — хозяин! — бормотал он. — Меньше
месяца осталось
работать,
в деревню уедем… Не дотерпел…
В то время, на котором остановился мой рассказ, церковь по наружности была отделана и наняты были мастеровые для внутренней отделки; столяры, резчики, золотари и иконописцы уже несколько
месяцев работали в Парашине, занимая весь господский дом.
До Рождества только четыре
месяца. К Рождеству вы свободны как птица,
в кармане у вас виза и не сто пятьдесят червонцев, а втрое, вчетверо больше, я не буду контролировать вас, и никто… никогда. Слышите, никто не узнает, как Алла
работала манекенщицей… Весной вы увидите Большие бульвары. На небе над Парижем весною сиреневый отсвет, точь-в-точь такой. (Выбрасывает из шкафа сиреневую материю.)
Куда бы повернула моя судьба — не знаю, если бы не вышло следующего: проработав около
месяца в артели Репки, я, жалея отца моего и мачеху, написал им письмо,
в котором рассказал
в нескольких строках, что прошел бурлаком Волгу, что
работаю в Рыбинске крючником, здоров,
в деньгах не нуждаюсь, всем доволен и к зиме приеду домой.
— Да и поляки-то, брат, не скоро его забудут, — сказал стрелец, ударив рукой по своей сабле. — Я сам был
в Москве и
поработал этой дурою, когда
в прошлом марте
месяце, помнится,
в день святого угодника Хрисанфа, князь Пожарский принялся колотить этих незваных гостей. То-то была свалка!.. Мы сделали на Лубянке, кругом церкви Введения божией матери, засеку и ровно двое суток отгрызались от супостатов…
— Много дней слышали мы эти звуки, такие гулкие, с каждым днем они становились всё понятнее, яснее, и нами овладевало радостное бешенство победителей — мы
работали, как злые духи, как бесплотные, не ощущая усталости, не требуя указаний, — это было хорошо, как танец
в солнечный день, честное слово! И все мы стали так милы и добры, как дети. Ах, если бы вы знали, как сильно, как нестерпимо страстно желание встретить человека во тьме, под землей, куда ты, точно крот, врывался долгие
месяцы!
— Ай да наши — чуваши! — одобрительно воскликнул Грачёв. — А я тоже, — из типографии прогнали за озорство, так я к живописцу поступил краски тереть и всякое там… Да, чёрт её, на сырую вывеску сел однажды… ну — начали они меня пороть! Вот пороли, черти! И хозяин, и хозяйка, и мастер… прямо того и жди, что помрут с устатка… Теперь я у водопроводчика
работаю. Шесть целковых
в месяц… Ходил обедать, а теперь на работу иду…
За все это ему платили сто рублей
в месяц;
работал он быстро и все свободное время посвящал «обозрению и изучению богоугодных учреждений».
— Мерзавцы! — кричал Саша, ругая начальство. — Им дают миллионы, они бросают нам гроши, а сотни тысяч тратят на бабёнок да разных бар, которые будто бы
работают в обществе. Революции делает не общество, не барство — это надо знать, идиоты, революция растёт внизу,
в земле,
в народе. Дайте мне пять миллионов — через один
месяц я вам подниму революцию на улицы, я вытащу её из тёмных углов на свет…
Имея девятнадцать лет, она совсем близко познакомилась с одним молодым, замотавшимся купеческим сыном и
месяца через два приняла своего милого
в свою маленькую комнатку, которую нанимала неподалеку от магазина, где
работала.
Вы
зарабатываете более двухсот рублей
в месяц и половину можете отдать жене, которая всегда могла бы быть счастлива с лучшим человеком, который бы ценил ее, ежели бы вы не завязали ее век.
— Первое, ребята мои
работают на линии, а второе — приходил к генеральше проценты платить. Летошний год я у нее полсотню взял и плачу теперь ей по рублю
в месяц.
По выходе из училища, дочь объявила матери, что она ничем не будет ее стеснять и уйдет
в гувернантки, и действительно ушла; но через
месяц же возвратилась к ней снова, говоря, что частных мест она больше брать не будет, потому что
в этом положении надобно сделаться или рабою, служанкою какой-нибудь госпожи, или предметом страсти какого-нибудь господина, а что она приищет себе лучше казенное или общественное место и будет на нем
работать.
— Так… Так вот видишь ли, какое мое положение. Жить с нею я не могу: это выше сил моих. Пока я с тобой, я вот и философствую и улыбаюсь, но дома я совершенно падаю духом. Мне до такой степени жутко, что если бы мне сказали, положим, что я обязан прожить с нею еще хоть один
месяц, то я, кажется, пустил бы себе пулю
в лоб. И
в то же время разойтись с ней нельзя. Она одинока,
работать не умеет, денег нет ни у меня, ни у нее… Куда она денется? К кому пойдет? Ничего не придумаешь… Ну вот, скажи: что делать?
Истомина я уже застал
в Петербурге; он вернулся сюда назад тому
месяца два, успел осмотреться и
работал; даже, по собственным его словам, очень усердно и очень успешно
работал.
Мы с Давыдом тотчас бросили
работать и ходить
в гимназию; мы даже не гуляли, а всё сидели где-нибудь
в уголку да рассчитывали и соображали, через сколько
месяцев, сколько недель, сколько дней должен был вернуться «брат Егор», и куда было ему писать, и как пойти ему навстречу, и каким образом мы начнем жить потом?
— Прошу еще по рюмке, — пригласил я. (Ах, не осуждайте! Ведь врач, фельдшер, две акушерки, ведь мы тоже люди! Мы не видим целыми
месяцами никого, кроме сотен больных. Мы
работаем, мы погребены
в снегу. Неужели же нельзя нам выпить по две рюмки разведенного спирту по рецепту и закусить уездными шпротами
в день рождения врача?)
Имея возможность
зарабатывать в ежедневной газете от трехсот до пятисот рублей
в месяц, Бенни, конечно, не зарывался, считая себя
в силах давать своим ученицам ежемесячно восемьдесят рублей, — он мог давать им эти деньги; но он упустил из вида одно важное условие, что для получения денег он должен был продолжать
работать, а ему
в это время стало не до работы.
Восемьдесят тысяч каменотесов и семьдесят тысяч носильщиков беспрерывно
работали в горах и
в предместьях города, а десять тысяч дровосеков из числа тридцати восьми тысяч отправлялись посменно на Ливан, где проводили целый
месяц в столь тяжкой работе, что после нее отдыхали два
месяца.
Я тоже хватал мешки, тащил, бросал, снова бежал и хватал, и казалось мне, что и сам я и все вокруг завертелось
в бурной пляске, что эти люди могут так страшно и весело
работать без устатка, не щадя себя, —
месяца, года, что они могут, ухватясь за колокольни и минареты города, стащить его с места куда захотят.
Купив на базаре револьвер барабанщика, заряженный четырьмя патронами, я выстрелил себе
в грудь, рассчитывая попасть
в сердце, но только пробил легкое, и через
месяц, очень сконфуженный, чувствуя себя донельзя глупым, снова
работал в булочной.
Лет восьмнадцати, наконец, оставшись после смерти ее полным распорядителем самого себя, он решился поступить
в тамошний университет с твердым намерением трудиться,
работать, заниматься и, наконец, образовать из себя ученого человека, во славу современникам и для блага потомства, намерение, которое имеют почти все студенты
в начальные
месяцы первого курса.
Она считалась закрытой, но
работала тайно с ведома станового пристава и уездного врача, которым владелец платил по десяти рублей
в месяц.
Нил.
Работать будем. Я перевожусь
в депо… А она… у нее тоже дело будет. Вы по-прежнему будете получать с меня тридцать рублей
в месяц.
Бессеменов. А хорошо ты, Терентий Хрисанфыч,
заработаешь в этом
месяце. Почти каждый день покойник.
Павел начал
работать неутомимо: написанные им доклады и бумаги невольно кидались
в глаза отчетливостью, краткостью и ясностью изложения; дела принятого им стола пошли гораздо быстрее и правильнее, одним словом,
в какие-нибудь два или три
месяца Бешметев успел заслужить, что называется, канцелярскую славу; начали даже поговаривать, что вряд ли начальство не готовит его
в секретари.
В выборе затруднялись недолго; что думать: Акулина и так провалялась целых два
месяца; к тому же Василиса и Дарья формально объявили, что им недосуг, что и без того
работают за всех и не пойдут — приходи хоть сам управляющий. Перекорять теткам было дело мудреное, притом отнюдь не касалось старосты: ему все одно, тот ли, другой ли, — был бы исполнен наказ, а там пусть себе требесят бабы сколько им взгодно;
в домашние дрязги никому входить не приходится.
Без сомнения, Загоскин писал свои комедии легко и скоро: это чувствуется по их легкому содержанию и составу; иначе такая деятельность была бы изумительна, ибо
в 1817 же году Загоскин вместе с г. Корсаковым издавал
в Петербурге журнал «Северный Наблюдатель», который, кажется, выходил по два раза
в месяц, и
в котором он принимал самое деятельное участие; а
в последние полгода — что мне рассказывал сам Загоскин, — когда ответственный редактор, г. Корсаков, по болезни или отсутствию не мог заниматься журналом — он издавал его один,
работая день и ночь, и подписывая статьи разными буквами и псевдонимами.
Надо также бросить эту манеру ссылаться на физиологию, на беременность и роды, так как, во-первых, женщина родит не каждый
месяц; во-вторых, не все женщины родят и, в-третьих, нормальная деревенская женщина
работает в поле накануне родов — и ничего с ней не делается.
— Да так, никуда.
В одном месте поживу, за хлеб
поработаю — поле вспашу хозяину, а
в другое — к жатве поспею. Где день проживу, где неделю, а где и
месяц; и все смотрю, как люди живут, как богу молятся, как веруют… Праведных людей искал.
— Два целковых
в месяц как раз
заработаешь.
Как меня старик ни отклонял, я стою
в одном; он видит, делать нечего: принял меня к себе, жалованья положил пятнадцать целковых
в месяц, только никуда не отпускал и с артелью
работать заставил.
И живут они
в своей мурье
месяца по три, по четыре,
работая на воле от зари до зари, обедая, когда утро еще не забрезжило, а ужиная поздно вечером, когда, воротясь с работы, уберут лошадей
в загоне, построенном из жердей и еловых лап возле зимницы.
Правда,
работая под шапито, трудно приобрести известность, но хорошо уже и то, что
в течение трех
месяцев тело, мускулы, нервы и чувство темпа не отстают от манежной тренировки. Недаром же цирковая мудрость гласит: «Упражнение — отец и мать успеха».
Во Франции конвент
в три года один
месяц и четыре дня издал 11 600 законов и декретов; учредительное и законодательное собрание произвели столько же; империя и позднейшие правительства
работали столь же успешно.
— Пустое выдумал, — молвил Никифор Захарыч. — От добра добра не ищут, а у тебя добро под руками, только приневоль себя на первый раз,
работай хоть
в токарне, хоть
в красильне. Верь, друг,
месяца не пройдет, как Патап Максимыч станет на тебя ласковым оком глядеть. Поговорить, что ли, мне с ним?